Генри Миллер, "Колосс Маруссийский"
<...>
Здесь я должен сделать отступление и поведать вам о моём друге Майо, художнике, которого я знавал в Париже. Настоящее его имя было Маллиаракис, и, думаю, родом он был с Крита. Как бы то ни было, когда мы входили в патракскую гавань, я понял наконец всё, что он пытался объяснить мне в тот вечер, и очень пожалел, что в этот момент его не было со мной, чтобы разделить моё восхищение. Я вспомнил, как он долго рассказывал мне о своей стране и под конец сказал со спокойной и твёрдой уверенностью: "Миллер, тебе понравится Греция, я в этом убеждён". Почему-то эти последние слова произвели на меня впечатление и больше, нежели весь его рассказ, врезались в память. Она тебе понравится... "Господи, она мне нравится!" — вновь и вновь мысленно повторял я, стоя у поручней и упиваясь плавным движением судна и поднявшейся суетой. Я откинулся назад и поднял голову. Никогда прежде я не видел такого неба. Такого изумительного неба. Я чувствовал себя совершенно оторванным от Европы. Я ступил в новое царство свободного человека — всё объединилось, чтобы произвести на меня впечатление небывалое и оплодотворяющее. Боже мой, я был счастлив! Но впервые в жизни, будучи счастлив, я полностью это осознавал. Замечательно, когда просто испытываешь обыкновенное счастье; ещё лучше, когда знаешь, что счастлив; но понимать, что ты счастлив, и знать, отчего и насколько, в силу какого стечения событий и обстоятельств, и всё же испытывать счастье, испытывать счастье от этого состояния и знания, — это больше, чем счастье, это блаженство, и если у тебя хватает ума, следует, не сходя с места, покончить с собой, остановить, так сказать, мгновение. Именно это со мной произошло — за исключением того, что мне не достало ни сил, ни мужества тут же и расстаться с жизнью. И хорошо, что я этого не сделал, потому что меня ждали мгновения ещё более восхитительные, нечто, чего не выразить даже и словом "блаженство", нечто такое, во что, попытайся бы кто описать мне, я вряд ли бы поверил.
<...>
Здесь я должен сделать отступление и поведать вам о моём друге Майо, художнике, которого я знавал в Париже. Настоящее его имя было Маллиаракис, и, думаю, родом он был с Крита. Как бы то ни было, когда мы входили в патракскую гавань, я понял наконец всё, что он пытался объяснить мне в тот вечер, и очень пожалел, что в этот момент его не было со мной, чтобы разделить моё восхищение. Я вспомнил, как он долго рассказывал мне о своей стране и под конец сказал со спокойной и твёрдой уверенностью: "Миллер, тебе понравится Греция, я в этом убеждён". Почему-то эти последние слова произвели на меня впечатление и больше, нежели весь его рассказ, врезались в память. Она тебе понравится... "Господи, она мне нравится!" — вновь и вновь мысленно повторял я, стоя у поручней и упиваясь плавным движением судна и поднявшейся суетой. Я откинулся назад и поднял голову. Никогда прежде я не видел такого неба. Такого изумительного неба. Я чувствовал себя совершенно оторванным от Европы. Я ступил в новое царство свободного человека — всё объединилось, чтобы произвести на меня впечатление небывалое и оплодотворяющее. Боже мой, я был счастлив! Но впервые в жизни, будучи счастлив, я полностью это осознавал. Замечательно, когда просто испытываешь обыкновенное счастье; ещё лучше, когда знаешь, что счастлив; но понимать, что ты счастлив, и знать, отчего и насколько, в силу какого стечения событий и обстоятельств, и всё же испытывать счастье, испытывать счастье от этого состояния и знания, — это больше, чем счастье, это блаженство, и если у тебя хватает ума, следует, не сходя с места, покончить с собой, остановить, так сказать, мгновение. Именно это со мной произошло — за исключением того, что мне не достало ни сил, ни мужества тут же и расстаться с жизнью. И хорошо, что я этого не сделал, потому что меня ждали мгновения ещё более восхитительные, нечто, чего не выразить даже и словом "блаженство", нечто такое, во что, попытайся бы кто описать мне, я вряд ли бы поверил.
<...>
Генри Миллер, "Колосс Маруссийский"
Комментариев нет:
Отправить комментарий